М. М. Пришвин Глава "Лесные гости" из книги "Лесная капель". Звери
Все бранятся зверем, хуже нет, когда скажут: "Вот настоящий зверь". А между тем у зверей этих хранится бездонный запас нежности. Сколько заложено в природе любви - можно видеть, когда дети зверей разлучаются с родной матерью и на место родной становится чужая.
Маленького слепого лисенка вынули из норы, дали воспитывать молочной кошке, и она вслепую любила его, и он ласкался к ней, как к родной матери.
Окотилась кошка, котят забросили, другая вскоре окотилась в том же лукошке, ей оставили одного. Тогда обе кошки стали кормить одного котенка: родная уйдет, лезет в лукошко чужая, как будто в молоке ее заключается повелительная сила, которая все чужое роднит. И не только волк, даже тигр будет с величайшей нежностью заглядывать в глаза, если человек выходит его и с малых лет станет ему вместо матери.
А у собак перед всеми зверьми особенная любовь к человеку. Характер этой любви такой же, как любовь слепцов к молочной матери. Собака, выхваченная из дикой жизни, сохранила, вероятно, чувство утраты всей матери-природы и на веру отдалась человеку, как матери. По собаке заметнее всего, какая возможность любви заложена в звере и вообще в дикой природе.
Из дневников последних лет (1951 год)
4 марта. Воскресенье. Мартовское солнце на восходе под отдаленной и почему-то плоской крышей, под карнизом ее, осветило и открыло множество перелетающих с места на место птиц. И по светлым подкрылышкам я узнал голубей и обрадовался: в Москву возвращаются наши голуби.
Так вот, были голуби в старое время и сколько! А нам хоть бы что: голуби и голуби! А когда съели всех голубей, стало без них скучно. Но голубей-то хоть едят, а кошки, собаки - куда они девались? - вымерли в голодное время.
И скучно стало в окно всем в окно всем смотреть и не видеть на крышах московских котов, а на улице собак.
Зато какая любовь теперь поднимается в Москве к собакам, кошкам, птицам, как рано москвич в наше время стал начинать весну.
* * * * *
Отчего же и голуби в Москву возвратились, и любимые собаки всех пород забегали по улице, и опять заходили высоко на крышах коты?
Отчего же и люди в таком множестве, как никогда не было, свое чувство радости свету новой весны перенесли на то время, когда раньше могли это чувствовать только очень немногие, самые чуткие? Это значит, испытав утраты, люди поняли, до чего же сама жизнь хороша.
А это, что жизнь хороша, что мы люди, не трава на ветру и не сено, что мы и от себя что-то можем сделать навстречу знойным иссушающим ветрам, - это все зарождается в городе.
11 апреля. Среда. Теперь я, старый человек, нахожу себе радость в мысли о том, что собака и все домашние животные вышли в значительной и резко заметной степени из под руки человека. Но в юности мне еще большее наслаждение доставляла принятая на веру мысль о том, что сам человек произошел от обезьяны.
Не сразу теперь и поймешь, в чем же тут была прелесть, но, вспоминая о том, что такое же удовольствие доставляла книга Сеченова о рефлексах головного мозга, я догадываюсь - прелесть была в обладании тайной всех вещей, что все явления, все вещи и существа имеют за собой какую-то причину. И к этому присоединялось чувство власти над ними из-за того, что если я узнал тайну вещи, ее причину, то она больше не страшит меня, и если она пойдет на меня, я, как древний колдун, могу ей сказать: "Чур меня! Я знаю твою причину, и ты в моих руках".
И не только чужая вещь, - чужое существо не страшит меня, и я не боюсь даже и чужого враждебного человека и всегда могу сказать ему: "Чур меня! Ты происходишь от обезьяны".
